bring sally up and bring sally down

[лейбовиц]

I feel no shame,
I'm proud of where I came from:
I was born and raised in the boondocks.
One thing I know -
No matter where I go,
I keep my heart and soul in the boondocks.
Yeah, and it calls to me like a warm wind blowing. q.

Little Big Town - Boondocks.

Эдди возвращается домой. Его потертые джинсы напоминают туалетную бумагу: от частого ношения и стирки ткань истончилась и выцвела, край футболки промок от пота, лип к коже, и дорожная пыль покрывала одежду и щедро - лицо. Под подошвой грязных ботинок - на манер маятника - раскачивалась земля. И с ней в такт двигались на ветру мертвые наушники: плеер сдал ещё в городе и теперь напоминал увесистый гроб в миниатюре. Рюкзак натирал плечи, и время от времени Эдди поправлял лямки.

Надпись на футболке: "situation normal: all fucked up

Путь от Вест Поинта до Белвью он проделал преимущественно пешком и продолжал своё паломничество дальше: на пересечении Лоррэйн-драйв и Линкольн-роуд слишком редко проезжали машины, Хей-Спрингс вырождался, по мелочам, временными провалами - неизбежно, неотвратимо, это закон выживания. Сезонная миграция в поисках места под солнцем без прилива новых постояльцев. Как отель в конце сезона - темнота в окнах и одинокий портье за стойкой в современном склепе. И причин посещать захолустный городок в штате Небраска у здравомыслящих людей меньше нуля. - так думает Эдди, устремляя взгляд вдоль серой полоски шоссе. - примерно столько же, сколько у него шансов переступить порог отцовского дома утром.
Свет от фар облизнул кожу между лопатками, и Эдди удивленно оглядывается, вытягивает руку вперед, на середину дороги: если повезет, за рулем окажется кто-нибудь, кто знает его или проповедника Дина; если повезет, за рулем окажется кто-нибудь, кто не знает Эдди в лицо.
Джип тормозит в последний момент, в паре метров, он тормозит так, будто Эдди - прокаженный и "Господи Боже, Ты только посмотри, какой я самопожертвенный самаритянин, так что закрой-ка рот, Малыш, в моей машине только один закон, и он гласит - ты мне, мать твою, должен". Он ожидает чего-то подобного, пока преодолевает расстояние между ними, пока разглядывает залитую черной краской табличку с номерами - взгляд следует дальше, ноги несут быстрее - салон машины заляпан кляксами, темными пятнами, будто трехлетний ребенок взял в руки акварель - и "смари, мама, как здорво полчилсь!". И Эдди не спорит: просто здорово. Он дергает на себя дверцу машины, забирается на пассажирское сиденье. Тяжелый воздух с тревожными нотками морской соли и свинца щекочет ноздри, он почти уверен, что это кровь. Тачка заляпана кровью.

Наклейка на стекле: "Nur Gott sei mein Richter"

Он говорит, что его зовут Отис и больше ничего не прибавляет. Отису примерно за тридцать, его длинные грязные волосы могли бы принадлежать хиппи, если бы не жесткая складка у губ и отталкивающее безразличие во взгляде. Эдди не сомневается: есть другие. Кем бы не оказался Отис, машину зачислят в список угнанных, если трупы смогут восстать из Чистилища, дойти до ближайшего полицейского участка и подать заявление. В конце концов, нельзя сбрасывать со счетов друзей и родственников, коллег и соседей. Вопрос времени, когда отец положит на край обеденного стола газету, на чьей обложке Эдди сможет опознать машину. Может быть, человека. И за этими размышлениями, он не сомневается: есть другие, и Отис едет на свидание.
Тускло светит лампочка. Пахнет бензином, кровью и сигаретами. Отис тянется к бардачку, задевает колено, наклоняется, шаря рукой внутри, пока не достает пачку Lucky Strike. С края бардачка свешивается отрезанная кисть. Бурая от крови, с аккуратным французским маникюром на ногтях, свалиться на пол ей мешает карманная библия в тонкой обложке - такие часто раздают бесплатно. Эдди закрывает бардачок двумя пальцами и поворачивается к Отису:
- Мне нужно в Хей-Спрингс. По прямой километров триста, затем направо.

HAY-SPRINGS
население - 7000 человек

(надпись на указателе на въезде в город)

Первое, что он услышал, приближаясь к выезду из города на своих двоих, - разрозненное во времени дребезжащее постукивание. Не сразу сообразил, что это может быть трость. У женщины перед ним не было ни возраста, ни лица. Опираясь на костыли, она выглядела невероятно маленькой, миниатюрной, нарочно выцветшей, как пятна на старых фотографиях - странно и не отвести взгляд. Он ни разу не переступал порог приезжего цирка и рылся в памяти в поисках названия, ни разу не видел их обитателей так близко, но абсолютно точно знал, что она пришла оттуда и вернется туда.
Над городской свалкой кружились вороны и ветер разносил их хриплые голоса. Эдди облизнул шершавые губы, не зная, что сказать.

2

На улыбку принято отвечать улыбкой - Эдди знает: так принято в социуме; незаметное пожатие плеч - реакция ничем не хуже прочих. Рот растягивается в задорной улыбке, преображающей его юное лицо, делая младше и проказливей - ему идет. Даже в тех случаях, когда прилетает кулаком в лицо. Для справки: особенно в тех случаях.
Чужие звенящие слова водят вокруг Дина хоровод, кружатся возле барабанных перепонок, ласково поддергивая - эй, посмотри, ответь, запомни. В пасмурном утреннем свете он рассматривает её волосы, руки, лицо, замысловатое платье и думает - пожалуй, что и запомнит.
Из шороха вороватой расшатанной памяти, где листы из библии режут пальцы, резные статуи святых стоят полукругом и на их восковых лицах одно и то же выражение - страдание. Страдание, без которого невозможно представить христианство. Идея искупления, аналаг катарсиса. Запах ладана, мирры, блеск золота на дне чаши. Джесси и её цветочные истории. Её тонкие изящные пальцы, серебрянные колечки, ленточки, трогательная складка в уголке губ. Эдди старательно укладывает в чемодан - синее платье в цветочек, рождественские огни и свечка на именинном торте, билет в один конец (Небраска - Калифорния, вылет в 16:05, место 11, у окна), морской ветер на треснувших губах, «Овод» Войнич и сборник рассказов Джека Лондона, концерт Pink Floyd, аллея славы в ЛА, коллекция винтажных пластинок и усилитель звука - интерес в серых глазах, лукавый и острозаточенный, пробегается по Тельме вверх-вниз, пока он треплет смешного пса по загривку, упираясь коленями в землю - джинсы пачкаются, впрочем, куда уж больше.
Склонив голову набок, прищурившись, он смотрит снизу вверх - привычно. Так Эдди смотрит на Брэйди, когда Брэйди берется проповедовать. Так Эдди смотрит на Джесси, когда она случайно задевает его краем юбки. Так Эдди никогда не смотрит на отца. Это его незакрывающийся чемодан. Голос Брэйди - успокаивающий, тянучий, нашептывающий. Фразы, собранные из того, что есть между ними - кукурузное поле в День Всех Святых, холщевая веревка и вмятины на коже. Край соленого, мокрого одеяла, закушенного от боли в темной комнате - запах ладана, миры от сутаны, блеск золота на дне расширенных зрачков. Искупление. Катарсис. Лучшее и худшее в жизни Эдди Дина. Покачнувшаяся пьяным матросом память на скользкой плохо промытой палубе.
Язык задевает нёбо. Непривыкший разговаривать вот так, не в мертвый эфир, Эдди выталкивает слова один за другим:
- Хороший пёс. - одобрение в его голосе, как наждачка.
Эдди - тот самый несовершеннолетний подросток, чью передачу слушает человек пятьсот из семи тысяч, он говорит:
- Друзья зовут меня Эдди. А тебя?
Тот самый парень, который находит свои немногочисленные школьные принадлежности испорченными - так что проще не приносить их вообще и получать свои пятничные свидания с психологом; тот самый ученик, который не может найти ни одну из своих спортивных форм из расписанного матерными словами шкафчика (для справки: в лучшие из дней - это всего лишь надписи); тот самый, который регулярно получает подножки в столовой и ударяется лицом о дверной косяк, падает с лестницы и ловит мяч лицом. Мальчик, у которого нет друзей - он беззаботно улыбается и произносит:
- Ездил в Линкольн за лекарствами для матери. Обратно на попутках, пешком.
Он говорит:
- Так ты из цирка? Как там, здорово?
Смотрит ей за спину - туда, где сквозь горизонт высятся расписные шатры, алые всполохи. Переводит взгляд на пакет в её худых руках и говорит:
- Давай помогу?
Бутылочные стекла ударяются друг о друга, мелодично звеня, прежде чем покатиться по асфальту в сторону дороги: от неловкого, непрошенного участия на две руки пакет рвется.
Эдди хмурится.
Он говорит:
- Извини.

3

Солнце немилосердно припекало сзади, и его волосы висели мокрыми патлами, липли ко лбу и шее - убирать нет ни сил, ни времени; от соленых пальцев кожу щипало сильней, и он вытирался рукавом. Летом 1986 отец пристроил Эдди подрабатывать на скотобойню в те времена, когда она ещё функционировала и располагалась близ фермы Пирсенов. Через два года бизнес прикрыла санэпидемстанция; тело Джона Пирсена нашли в амбаре - дробовик раскроил ему череп, алые разводы забрызгали заготовки сена, пол и маленькое грязное окно. Банк конфисковал за долги дом, и после наспех организованных похорон жена и двое детей мертвеца Джона покинули Хэй-Спрингс. Навсегда.
Объявления о продаже до сих пор покоятся на столбах, напоминают о себе в газетах и доживают свои дни на деревянной дощечке на участке.
За домом Пирсенов потянулась дурная болтливая слава, и мальчишки на спор ходили к заброшенному дому, жгли костры, трогали рухлядь, пробовали курить стащенные у брата сигареты. Но чтобы по настоящему испугаться, доказать свою мужественность и пройти испытание на смелость, лучше оставить Джона наедине с бутылкой - говорят, при жизни был тем ещё пьяницей, и постучать в дом по соседству. Провести ночь на закрытой скотобойне.

Эдди - тринадцать, и он не то чтобы против. Работа есть работа. Старший смены отправляет Эдди поливать из шланга разделанные туши и перетаскивать замороженное мясо - день за днем - тела, тела, тела. С непривычки ноют мышцы, отнимаются руки, но через пару недель и он, и Джон, они оба понимают - справится. Эдди Дин справится.
Одноразовый желтый плащ - униформа - не рассчитан ни на низкий рост, ни на худощавую комплекцию, пластиковую ткань приходится все время подворачивать и поправлять. Его джинсы и футболки пропитывается трупным запахом, привлекают мясных мух, и первые полчаса, пока Дин прогуливается после работы, они вьются над ним требовательным ульем. Эдди - тринадцать, и от осторожного любопытства ему быстро становится скучно; он привык.

Летом 1986 скот на ферме Бейкеров подхватил бешенство, и люди со скотобойни Пирсена взяли в руки молотки для забивания овец. Эдди пришёл вместе с ними. Четыре тысячи голов - с девяти до девяти они проработали три дня.
Первой овце Дин задевает пасть, попадает слишком низко, и её жалобные крики напоминают человеческие.
- Бога ради, парень! - Найджел сжимает запястье Дина, бьет его по руке, но молоток тот так и не выпускает. - Послушай меня, ты, недоумок, чем слабее удар, тем сильнее они мучаются.
- Отвяжись от парня, Корник! Он учится.
- Закрой рот, Джон.
- Жену свою затыкать будешь.
- Ты. - указательный палец замирает перед лицом. - Если жалеешь овечек, то бей посильней. Понял меня? Подбери сопли и прекращай лажать.
Через какое-то время навык приживается. Дин бинтует распухшее запястье, но в нужный момент рука не дрожит. Удар четкий, сильный и - один.
На следующее утро Эдди - единственный, от кого не тянет удушливым шлейфом похмелья. И единственный, кто не против продолжить.
Не потому что ему жалко овечек.

Ранним утром 1990 Эдди Дин наблюдает, как меняется лицо Эльмы - от щебечущего паясничества к застывшей холодной угрозе и обратно; щекотливое чувство прикосновения лезвий к затылку гладит узнаванием.
- Сложно сказать. У меня с Ним свои счеты. - проступают ямочки на щеках. - А ты знаешь, чем менструальная кровь отличается от обычной? Она более темная и - внимание - не свертывается. - он пожимает плечами, запрокидывает руки за голову, разворачивается лицом к мусорным бакам - расслабленно, беззаботно. - Тебе действительно повезло. - делает шаг назад, вперед спиной. - Потому что это абсолютно не моё дело. Но не проще ли сжечь?

@темы: post, HAY-SPRINGS