I feel no shame,
I'm proud of where I came from:
I was born and raised in the boondocks.
One thing I know -
No matter where I go,
I keep my heart and soul in the boondocks.
Yeah, and it calls to me like a warm wind blowing. q.
Little Big Town - Boondocks.

Эдди возвращается домой. Его потертые джинсы напоминают туалетную бумагу: от частого ношения и стирки ткань истончилась и выцвела, край футболки промок от пота, лип к коже, и дорожная пыль покрывала одежду и щедро - лицо. Под подошвой грязных ботинок - на манер маятника - раскачивалась земля. И с ней в такт двигались на ветру мертвые наушники: плеер сдал ещё в городе и теперь напоминал увесистый гроб в миниатюре. Рюкзак натирал плечи, и время от времени Эдди поправлял лямки.
Надпись на футболке: "situation normal: all fucked up
Путь от Вест Поинта до Белвью он проделал преимущественно пешком и продолжал своё паломничество дальше: на пересечении Лоррэйн-драйв и Линкольн-роуд слишком редко проезжали машины, Хей-Спрингс вырождался, по мелочам, временными провалами - неизбежно, неотвратимо, это закон выживания. Сезонная миграция в поисках места под солнцем без прилива новых постояльцев. Как отель в конце сезона - темнота в окнах и одинокий портье за стойкой в современном склепе. И причин посещать захолустный городок в штате Небраска у здравомыслящих людей меньше нуля. - так думает Эдди, устремляя взгляд вдоль серой полоски шоссе. - примерно столько же, сколько у него шансов переступить порог отцовского дома утром.
Свет от фар облизнул кожу между лопатками, и Эдди удивленно оглядывается, вытягивает руку вперед, на середину дороги: если повезет, за рулем окажется кто-нибудь, кто знает его или проповедника Дина; если повезет, за рулем окажется кто-нибудь, кто не знает Эдди в лицо.
Джип тормозит в последний момент, в паре метров, он тормозит так, будто Эдди - прокаженный и "Господи Боже, Ты только посмотри, какой я самопожертвенный самаритянин, так что закрой-ка рот, Малыш, в моей машине только один закон, и он гласит - ты мне, мать твою, должен". Он ожидает чего-то подобного, пока преодолевает расстояние между ними, пока разглядывает залитую черной краской табличку с номерами - взгляд следует дальше, ноги несут быстрее - салон машины заляпан кляксами, темными пятнами, будто трехлетний ребенок взял в руки акварель - и "смари, мама, как здорво полчилсь!". И Эдди не спорит: просто здорово. Он дергает на себя дверцу машины, забирается на пассажирское сиденье. Тяжелый воздух с тревожными нотками морской соли и свинца щекочет ноздри, он почти уверен, что это кровь. Тачка заляпана кровью.
Наклейка на стекле: "Nur Gott sei mein Richter"
Он говорит, что его зовут Отис и больше ничего не прибавляет. Отису примерно за тридцать, его длинные грязные волосы могли бы принадлежать хиппи, если бы не жесткая складка у губ и отталкивающее безразличие во взгляде. Эдди не сомневается: есть другие. Кем бы не оказался Отис, машину зачислят в список угнанных, если трупы смогут восстать из Чистилища, дойти до ближайшего полицейского участка и подать заявление. В конце концов, нельзя сбрасывать со счетов друзей и родственников, коллег и соседей. Вопрос времени, когда отец положит на край обеденного стола газету, на чьей обложке Эдди сможет опознать машину. Может быть, человека. И за этими размышлениями, он не сомневается: есть другие, и Отис едет на свидание.
Тускло светит лампочка. Пахнет бензином, кровью и сигаретами. Отис тянется к бардачку, задевает колено, наклоняется, шаря рукой внутри, пока не достает пачку Lucky Strike. С края бардачка свешивается отрезанная кисть. Бурая от крови, с аккуратным французским маникюром на ногтях, свалиться на пол ей мешает карманная библия в тонкой обложке - такие часто раздают бесплатно. Эдди закрывает бардачок двумя пальцами и поворачивается к Отису:
- Мне нужно в Хей-Спрингс. По прямой километров триста, затем направо.

HAY-SPRINGS
население - 7000 человек

(надпись на указателе на въезде в город)


Первое, что он услышал, приближаясь к выезду из города на своих двоих, - разрозненное во времени дребезжащее постукивание. Не сразу сообразил, что это может быть трость. У женщины перед ним не было ни возраста, ни лица. Опираясь на костыли, она выглядела невероятно маленькой, миниатюрной, нарочно выцветшей, как пятна на старых фотографиях - странно и не отвести взгляд. Он ни разу не переступал порог приезжего цирка и рылся в памяти в поисках названия, ни разу не видел их обитателей так близко, но абсолютно точно знал, что она пришла оттуда и вернется туда.
Над городской свалкой кружились вороны и ветер разносил их хриплые голоса. Эдди облизнул шершавые губы, не зная, что сказать.


2

3